Вдохновение для коллекции «Белокаменная» — белокаменная резьба первых, наикрасивейших соборов Русского севера и северо-востока России, еще несущих в своем убранстве идею райского сада и живого мира, содружества и охранной функции всех живых существ, находящихся всегда во взаимодействии, являющих собой радость многогранности живого.
Львов можно найти на фото Дмитриевского собора, основанного в XII веке, а кони уже созданы фантазийно. Прекрасно, что можно ездить по нашей удивительной стране и вдохновляться, прислонив руку, чувствовать время, чувствовать в камне что-то большее, столетия тех, кто так же приезжал и не мог удержать чувств. Хочется верить, что такая возможность останется всегда и в своем творчестве мы сможем передавать эти эмоции и это наследие дальше, создавая новые эмоции и воспоминания.
Сейчас идет процесс коммерциализации (или защиты) генетических ресурсов и культурного наследия. Использование нашей, казалось бы, общей культуры в системе интеллектуальных прав. В России сейчас объектом авторских прав не являются фольклор и народные произведения. Но действует право исполнителя — право на результат творческой деятельности.
Большой вопрос, к которому нужно подходить аккуратно: что же является народными произведениями и что должно остаться в общем ведении, как это урегулировать. Учитывая, что от Крылова до Эзопа, Пушкина, Гоголя и Шекспира мы наблюдаем переложение одних и тех же народных архетипических историй. Ведь пока культура используется — она существует, не используемая культура не существует. Если убрать из общего доступа культурное наследие, мы окажемся в вакууме. Чем будет вытесняться культура, которой нельзя пользоваться?
Понимая важность международного регулирования и защиты генетических ресурсов нашей страны на международной арене, мы все же должны подумать о специфике нашей многонациональный страны, её культурных пластов, их развития на основе постоянного этнокультурного сдвига в идентичности. Позиция культурной апроприации для России спорна и приведет к возникновению дополнительной конфликтной базы на территории одной страны и народов, живущих в культурном обмене веками.
Интеллектуальная собственность подразумевает патентное право, индивидуальное право, средства индивидуализации. Культурное наследие малочисленных народов, как и генетические ресурсы и их знания, нельзя вычеркнуть из системы интеллектуальной собственности. На территории России проживают более 200 народов. Соединение нематериального наследия и интеллектуальной собственности с бизнесом создает коммерциализацию культурного наследия. Что ведет к продолжению его использования — ограничения никогда не создадут ту богатую насыщенную среду для вариативности и использования, а значит общего погружения в культуру, какие создаст рынок.
Всемирная организация интеллектуальной собственности (ВОИС) разделяет интеллектуальное наследие на две группы: генетический ресурсы и их знания, и традиционные знания и выражения культуры (культурное наследие). Тем не менее, обсуждения корректной системы ИС на мировом уровне проходят уже 20 лет, в них участвуют 123 государства. Проблема в том, что юридическая практика подразумевает унификацию, далее выявление проблематики, далее корректирующие решения. Большой вопрос, не утратим ли мы за это время наше культурное окружение и не заполнится ли создавшийся вакуум чем-то извне.
Нам конечно же хотелось бы иметь возможность считать себя в том числе наследниками и хранителями наследия, нашего культурного кода, и передавать эти любовь и причасттность дальше.
Посмотрим на вопрос с точки зрения НХП, промыслов. Промыслы живут циклично. Сама история мастеров — не история обогащения. Ложки считали тысячами, посуду скупали перекупщики и тд. Попытки «актуализировать» промыслы (например, присланный из Мск в Хохлому Дурново в 1902-м) тоже цикличны. Сопротивляются этому промыслы так же циклично. Столкновение миров: прогресс и модные течения с одной стороны, мастера, уверенные, что они обязаны сохранить наследие в том виде, в каком оно было передано им, с другой.
Работа должна быть быстрой — тогда будет заработок. Но и старейшие художники отмечают, что быстрота вредит. У каждого своя правда: я знаю, что плетенки были с нами с периода формирования славянских племен, соседства с кельтами, поволжско-уральской общности и тд. Но Дурново с ними обвинили даже в масонстве. Если мы в истоки хохломы пишем новгородскую ложку 13 века, а первый наш стиль буквиц — тератологический — то плетенки с нами примерно всегда. И это не византийский стиль, это дышащая корнями, живой силой, наша земля. Византия начнется с 15-16, когда пойдут цветочки и декоративность.
Да, модерн Дурново кажется очень тяжелым, западным. Местами чужеродным. Плюс для модерна нужна железная рука, как у Билибина. Поэтому, наверное, жизнь пробилась потом стилем ар-нуво. И далее у нас (мира) был большой период поиска. А в хохломе так и продолжают славную традицию «травников», практически убрав «притчи» (сюжеты) и зодчество.
Пришло время, когда мы видим всю историю всех стилей во времени, понимаем, что есть русский стиль в нашей истории. Мы можем работать с плетенками, вплетая травные орнаменты, элементы, ставшие частью ДНК и промыслов, и русского стиля. Стойкость орнаментальных мотивов необычайно велика. Даже следуя распространенномму сейчас приему в отношении орнаментов — декомпозиции и пересборке «по пятну» — мы внутри кодовой системы способны «спинным мозгом» вычленить «базовые пятна». А если к этому прибавить изучение и «осознанное употребление», можно провести действительно значимую работу.
В защиту народных промыслов, «травников», не сильно возлюбивших столичного художника-модерниста Александра Ниловича Дурново, можно сказать, что художник действительно был тяжел, витиеват, очень упирался в модерн. Не хватало видимо им в его работах легкости, доброты и гармоничности, искренности душ-трав. Травы — так раньше называли всю декоративную «травную» роспись. В документах XVII века сообщается много фактов о вывозе в Москву мастеров из Костромы, Вологды, Пскова, Новгорода, Ярославля, Нижнего Новгорода, Ростова Великого, Великого Устюга, Переславля-Залесского и других городов.
Травник А. Тимофеев и иконописец Г. Иванов, состоявшие «многие лета у всяких… у иконописных и у травных и у стенных дел беспрестанно», в челобитной царю Алексею обстоятельно перечисляют виды своей работы: «Церковь писали, и Оружейную палату писали, и на кормовом дворце доски пряничные писали и кадки яишные травами писали, и столы травами писали ж, решетки, и шесты писали, и в церкви… двери и тябла травами писали и государю Царевичу доски прорезные писали, и болванцы шапошные травами писали; а как встречали патриархов и кади травами писали и на Воробьевых горах трубы и печи писали и в Преображенском трубы и печи писали».
Приемы светской и религиозной живописи русского средневековья очень близки — одни и те же мастера работали. Стойкость орнаментальных мотивов необычайно велика. На современных каргопольских игрушках можно видеть те же элементы, что и на бытовых глиняных сосудах эпохи неолита в этом географическом районе. Красно-желтая роспись с витым орнаментом на деревянной ложке, найденной экспедицией А. Арциховского при раскопках Новгорода и датируемой XII-XIV веком, по стилю — прямой предок современной хохломской росписи. Характер условно решенных листьев на прялках Русского Севера невольно заставляет вспомнить лиственный орнамент «полотенец» на фресках Дионисия, сделанных в Ферапонтовом монастыре близ г. Кириллова. Вологодская и архангельская роспись жилищ, даже перенесенная старообрядцами в Сибирь, на Урал и на Алтай, в совершенно другие условия, не потеряла основных стилистических особенностей. Бесспорна и связь на печорских ложках с украшениями древних русских рукописных книг.
Выдающийся историк русской культуры В. В. Стасов еще в 1890-х писал в письмах своим друзьям-археологам: «обращать внимание на резные и раскрашенные изображения не только на одних коньках кровель и на дугах, но еще и на других предметах, как-то: на гребнях, солонках, ковшах, санях, лодках и тп. Рассмотрение этих предметов — доселе совершенно упущенное всеми из виду — дает богатую жатву для археологической науки, а именно, не только для истории древних орнаментов наших, но еще более для русской мифологии: фигуры людей, зверей, деревьев, птиц и проч., на всех этих предметах встречающиеся, необыкновенно важны для науки, и кто их будет собирать и издавать, окажет огромную заслугу науке».
Нашу мифологию мы давно и долго собираем по крупицам. Многое сохранилось в музеях страны. Для этого мы ездим в этнографические экспедиции и сейчас. В том числе, чтобы, проделав большую внутреннюю работу, создать с промыслами новые истории, в которых будут живы их ДНК и забытая обережная мифология, а не только декоративность.
